Пьер Абеляр. Биография и философия. Средневековый французский философ, поэт и музыкант Смотреть что такое "Петр Абеляр" в других словарях


Петр Абеляр (1079 - 1142), будучи уже прославленным магистром, державшим школы в Мелене и Париже, в 34-летнем возрасте стал школяром в Ланской школе, где впервые попытался разрешить теологические вопросы не на основании авторитета, а на основании разума. Начатые в Лане занятия он продолжил в Париже. После неудачного брака с Элоизой (желание сохранить брак в тайне заставило Абеляра временно поместить Элоизу в монастырь, что неверно было истолковано ее родными, стараниями которых магистр Петр был оскоплен) он был принужден принять монашеский постриг. Но и в Сен-Дени, затем в молельне Параклет, наконец, на холме св. Женевьевы (будущем Латинском квартале) в Париже, где Абеляр раскинул школьный стан, он продолжал занятия теологией, не получив на то церковной лицензии. Следствием этих занятий были книги "Введение в теологию", "Теология Высшего блага", "Христианская теология", за которые в 1121 г. на соборе в Суассоне и в 1140 г. на соборе в Сансе Петр Абеляр был признан еретиком.
Петр Абеляр впервые попытался рассмотреть знания из "суммы философии" как отдельные науки. Он выделил теологию как полную теоретическую дисциплину. У этики, или моральной философии, на его взгляд, также были все основания стать дисциплиной со своим особым предметом, предполагающим в отличие от теологии деятельность не человечества в целом, а лишь живущего поколения, которую верифицирует эта жизнь. Первым в средние века он написал трактат "Этика, или Познай самого себя" не в качестве одной из частей теологии. На основании известного с апостольских времен предположения о существовании всегда нового знания, хотя оно и не вмещается в человека (От Иоанна, 16, 12 - 13), Петр Абеляр теоретически сформулировал мысль 1) об исторической ограниченности человеческого знания и 2) о необходимости постоянного ввода в него знания нового, которое расценивалось бы не только как факт интуиции: оно должно быть выявлено в предмете, поставлено как проблема и переведено в ранг признанного знания с помощью верификации Священным Писанием и диалектических процедур. В философско-теологическом сообществе XII в., ориентированном на испытанную традицию, мысль Петра Абеляра вызвала опасение, хотя такое представление можно было обнаружить у Августина ("О граде Божием"), а спустя полтора столетия Фоме Аквинскому утверждение о необходимости создания нового знания уже вменялось в заслугу.
Тем не менее именно с Петра Абеляра спекулятивная философия теоретически осознанно обнаруживает себя как диалектическая рациональная теология. Магистр Петр предстает как теолог-новатор, который опосредовал результаты эксперимента текстом Священного Писания, с его помощью осуществляя проверку на истинность. Контролирующая функция такой проверки состоит не в отсылке к Богу вообще, а к конкретному месту авторитетного текста. Теология без этой двойственности критериев замкнулась бы на теоретические схемы платоников, пропагандируя только жестко реалистические схемы. При необходимости разъяснения оснований веры происходило теоретическое сжатие проблем, вырабатывались основные установки теологии как дисциплины: непримиримость к противоречиям, вера в разрешимость проблемы (связанной, например, с неясными местами догматики), осознание повтора как дисциплинарного преступления. При становлении теологии как дисциплины были выработаны основные критерии того, что в это время вместо привычного ars (искусства) начинает называться scientia (в будущем это разовьется в понятие науки). Фактически в текстах XI - XII вв. наблюдается процесс рождения науки из теологии. Они несут в себе зародыш будущей научной дисциплинарности, разрабатывая стандарты познавательной точности.
Диалектическая теология подверглась критике со стороны мистической теологии (Бернард Клервоский), которая первично основывалась на данностях внутреннего опыта, а не на логических аргументах. Тем не менее результаты обсуждения предмета теологии не замедлили сказаться при создании новых познавательных схем. Гуго Сен-Викторский в "Дидаскаликоне" ("Семь книг назидательного обучения") выявляет двухуровневую структуру теологии, разделив ее на "мирскую теологию" и "божественную теологию". Первая исследовала сущность Бога, впоследствии она была названа "естественной теологией"; вторая, считавшаяся высшей, исследовала Бога, воплощенного в Логосе и церковных таинствах. В будущем она стала именоваться "теологией откровения". Членение единой теологии надвое становится устойчивым. Это означает, что самому понятию естества, или природы, придается устойчивый характер, чего не было в античности, понимавшей под "природой" мир рождающихся и преходящих вещей или указание на генезис вещи. В развитом средневековье природа сакрализуется как время и пространство. Именно в XII в. образ Книги природы, появившийся значительно ранее, с одной стороны, становится поэтическим штампом, с другой - употребляется как отличие от Книги Библии (Алэн Лилльский, Раймунд Себундский). Подобного рода разделение вело к далеко идущим последствиям: поскольку у обеих Книг был один и тот же автор - Бог, "природа" начинает осознаваться как священный текст равного достоинства с библейским. Но если Библия адресована человеку, живущему не только в расчете на разум, но и на чудо, то сотворенная без посредников природа в последнем не нуждается. По сравнению с Тертуллианом, полагавшим человека наилучшей частью Божественного творения, поскольку Бог творил его собственноручно, в XII в. имеет место начало интеллектуальной переориентации. И хотя по-прежнему считается, что мир сотворен Богом ради Бога, потому внимание должно быть направлено на мир иной, на идею спасения, все же очевидно стремление познать и понять плоть мира как самоценность. Уже Фома Аквин-ский полагает, что мир создан ради человека.
Третий этап развития теологии по времени совпал с освоением "Физики" и "Метафизики" Аристотеля (в которых рассматриваются проблемы перводвигателя и сущности) и арабской философии. Анализ идей Аристотеля, Авиценны и Аверроэса привел к появлению доктрины двух истин (Сигер Брабантский, Боэций Дакийский), согласно которой истины разума, требующие доказательства, не соответствуют истинам веры, опирающимся на Откровение. Это окончательно разделило теологию и философию. Опираясь на упомянутые трактаты Аристотеля, аверроисты доказывали совечность мира и Бога, невозможность божественного вмешательства в дела мира. Эти идеи в значительной степени способствовали развитию научного познания, основанного на аргументации и эксперименте.
Фома Аквинский, хотя и утверждал автономию философии, пытался, однако, найти общие основания веры и разума.
Фома Аквинский (1225/26 - 1274) получил первоначальное образование в Монтекассинском монастыре, учился в Неаполитанском университете. В 20-летнем возрасте вступил, к огорчению родственников, в доминиканский орден и затем учился у Альберта Великого сначала в Парижском университете, затем в Кельне. В 1252 г. он прибыл в Париж, где с 1256 г. начал преподавать в университете. С 1260 г. по 1269 г. Фома жил в разных городах Италии, затем вновь вернулся в Париж. В 1272 г. он помогает устраивать доминиканскую школу при Неаполитанском университете, в начале 1274 г. отправился в Лион для участия в Соборе, по дороге тяжело заболел и умер в монастыре Фоссануова на полпути между Неаполем и Римом. Перу Фомы принадлежат многотомные "Сумма теологии" и "Сумма против язычников", "О сущем и существовании", "О началах природы", многочисленные "Вопросы", Комментарии к Библии, к трактатам Аристотеля, сочинение "О единстве разума против парижских аверроистов".
Догматы веры Фома разделил нерационально постижимые (Бог существует, Бог един) и непостижимые (творение мира, троичность Бога). Первые являются предметом и философии, и теологии, вторые - только теологии, которая, с одной стороны, есть высшая форма философской рефлексии, а с другой - направлена на богопознание, к чему, в отличие от философии, как он полагал, призваны все люди.
Все конечные вещи в мире - это примеры основного различия между сущностью и существованием. При определении сущего Фома ссылается на Аристотеля, который полагал, что о сущем надо говорить в двух смыслах: о сущем, делящемся на десять категорий, и о сущем, означающем истинность суждения. Если говорить о сущем как о суждении, то в данном случае им может быть то, чего нет в реальности (отрицание, слепота, лишенность чего-либо: отрицание есть противоположность утверждению, слепота есть свойство лишенного зрения). Это - логическое сущее. Но сущим в первом смысле называется то, что предположено в действительности. Так понятое сущее есть попытка исследовать причину всякой возможности и актуальности, намечая путь к доказательству бытия Бога.
Реальное сущее выражает сущность вещи, которая, в свою очередь, присуща (как общее) всем однородным вещам, выражая их "чтойность", или природу. В полной мере такое наименование сущего относится к субстанциям, которые принимают акциденции, и потому "некоторым образом и в определенном смысле" имя сущего относится и к акциденциям. Но "более истинным и благородным образом" сущее есть в простых субстанциях, состоящих из материи и формы. Только в их единстве сущность есть сущность. Иначе не различались бы физические и математические определения". Когда вещь получает бытие, то оно есть и в том, что относится к сущности, и в том, что относится к существованию. Здесь нет предшествования или последовательности по времени: акт существования обеспечивает бытие сущности, но не наоборот. Сущность не обеспечивает вещи необходимости ее существования. Прежде всего это относится к акту высказывания. Если субъектом высказывания (подлежащим) является конечная вещь, такое высказывание случайно. Но оно может быть необходимым, если его субъектом будет сущность бесконечная. Сущность и существование отождествляются в Боге, потому только о Нем и можно сказать, что Он может существовать. Фома отвергает Ансельмов аргумент о существовании Бога, который он считает не доказательством, а самоочевидностью, поскольку он основывается: 1) на привычке ("то, что впиталось душой с детства, так крепко удерживается, как если бы оно было естественно и известно само по себе"), 2) на отсутствии различия между тем, что просто известно само по себе, и тем, что известно само по себе "для нас". Из ясного и понятного имени "Бог" еще не следует, что "Бог есть". И не для всех, кто соглашается с тем, что Бог есть, очевидно, что Он есть то, больше чего нельзя ничего помыслить, "поскольку многие древние говорили, что этот мир есть Бог".
Фома отвергает и мнение, согласно которому существование Бога определяется только верой. Считающие так полагают, что основанием для доказательства существования Бога является то, что обозначает имя.
Смысл же того, что обозначается именем, есть определение. Поскольку Бог не подлежит определению, то на этом пути нет и оснований для доказательства Его существования. Если же основания, как то следует из "Второй аналитики" Аристотеля, берутся из чувственно воспринимаемого, то превосходящее всякое чувство оказывается недоказуемым. Опровергая эти доводы, Фома предлагает доказательства, исходя не из представления о Божественной сущности, относительно которой человеческому разуму ничего не известно, а исходя из идеи Божественных действий, которые чувственно воспринимаемы, хотя Бог выше всего чувственно воспринимаемого. Эти действия дают основания для доказательства того, что Бог есть. Потому начало познания о Том, что превосходит чувство, обретается в самом чувстве. Фома приводит свои доказательства с признания эмпирических фактов, которые намечают пять путей к Богу.
1. Движение есть существенная неустранимая деталь универсума. Космическая функция движения - не деструктивный элемент, вносящий разлад в стройный космический замысел, а необходимый инструмент для достижения соответствия между изменчивостью и вечностью, правдоподобием и истиной, разумом и верой. Движение есть перевод чего-то одного во что-то другое, например, перевод потенции в акт. Но осуществить такой перевод может тот, кто уже активен. Однако одна и та же вещь не может одновременно быть движимым и двигателем. Значит, то, что движется, чем-то движимо. Все изменчивое и движимое неизбежно приводится к началу неизменному и неподвижному, т.е. к Богу.
2. Тварный мир подчинен порядку действующих причин. Однако ряд причин не может уходить в бесконечность, но прекратить причинение означает прекратить действие. Поэтому необходимо признать действующую причину, имя которой - Бог. Четыре Аристотелевы причины преобразовались в одну. Притом причина здесь - наибольшее бытие, а следствие - сопричастность ему.
3. В мире есть вещи, бытие которых возможно. Это вещи конечные - возникающие и исчезающие, т.е. они обладают возможностью как небытия, так и бытия. Они не могли бы быть, если бы не было чего-то, существующего необходимо. В противном случае было бы невозможно никакое начало. Все сотворенное сущее имеет необходимость в чем-то другом, что имеет необходимость не в другом, а в себе самом, т.е. в Боге.
4. Все сущее в мире обладает разными степенями совершенства. Однако отношение "более-менее" подразумевает некое абсолютное совершенство, выше, истиннее и добрее чего уже нет, т.е. Бога.
5. Все тварные, в том числе неразумные, сущности имеют свое целеполагание (этот путь доказательства называется финализмом, или распорядком природы) для полного выявления своей сущности. Очевидно, что цель, или финал, достигается определенным намерением. Ясно, что неразумное не может двигаться к цели без руководства со стороны чьей-то разумной силы. Эта сила есть Бог.
Начиная с Фомы Аквинского четко ощущается двойственность теологии: попытка понять Божественную тайну парадоксально сталкивает требования рассудка с личностными непосредственными чувствами верующего. Эта же двойственность обнаруживалась и в представлениях о том, кто может считаться теологическим авторитетом: человек, достигший личной святости, ведущий неизреченную беседу с Богом, или человек, профессионально и интеллектуально сведущий. Как правило, в силу особенностей средневекового разума оба качества совмещались, но с появлением идеи двойственности истины такой идеал теолога был поколеблен. У Фомы Аквинского перегородка, отделяющая Божественный мир творения от человеческого мира постижения, довольно плотна, хотя относительно интеллектуального первоисточника истинности вещей он употреблял безличные обороты, что позволяло этот интеллект истолковывать и как человеческий.
Снизить высоту этой перегородки пытался Иоанн Дунс Скот (1265/66 - 1308), предложив подвергнуть критике теологические и философские аргументы. Идею эквивокации, двуосмысленности предметов, имеющих разное определение, но одинаковое имя, он предложил заместить идеей однозначности, фиксирующей "простые сущности", никоим образом не совпадающие с другими. Бог является таким простым понятием сущего, которое однозначно приписывается всему, что есть. Простое конечное сущее не требует доказательства в силу своей очевидности. Но его требует простое бесконечное сущее. Это сущее есть в силу того, что оно есть основание, или причина, существующая или действующая сама по себе. Этим и определяются границы философии, поскольку понятие бесконечного сущего не может выразить полноты и таинственности Бога.
Уильям Оккам (ок. 1281 - 10.IV.1349) сделал проницаемой перегородку между Божественной и человеческой творческой деятельностью. Эта проницаемость дает человеку возможность действовать и в земном мире, и в божественном творческом мире.

Петр Абеляр (1079 – 1142) – крупный философ-схоласт, диалектик и богослов раннего средневековья. Родился в Бретани, в семье рыцаря-феодала. Отказался от своих прав в пользу братьев, целиком отдался изучению философии.

В Париже был учеником Гильома из Шампо ((1068-1121)богослов, юрист, диалектик), с к-рым вскоре разошелся и организовал собственную школу, главным образом в Париже, ученики стекались к нему со всей Европы.

Широко известен его роман с Элоизой (1118), племянницей одного из каноников (постриглись в монахи, сначала она, потом и он – в 1119г в монастырь Сен-Дени)

В 1121 А. был осужден на Суассонском соборе – его принудили сжечь свой богословский трактат. В 1140 осужден вторично на Саннском соборе.

Основные сочинения:

«Введение в теологию» (1113), «Логика для начинающих» (1114), «Глоссы к Порфирию» (3 кн) и к «Категориям» Аристотеля, «Диалектика» (5кн) (1118-1134), «Христианская теология» (1122-1125), «Да и Нет» (то же время), «Этика, или Познай самого себя» (между 1135 и 1139), «Диалог между Философом, Иудеем и Христианином» и знаменитая автобиография «История моих бедствий» (1132-1136).

Диалектика и концептуализм.

По Абеляру существует 3 вида философии:

1) спекулятивная (созерцание природы вещей)

2) моральная (что есть добродетель)

3) рациональная (разумное упорядочивание доказательств)

Логика и диалектика необходимы для познания, для разрешения вопросов, имеющихся в священном писании, т.к. ведут к умению различать доказательства. Они – величайшая мудрость, поскольку только разумное постижение догмата делает возможным веру в то, что он утверждает («нельзя верить в то, что предварительно не было нами понято»), мы не должны удовлетворяться лишь слепой, основанной на привычке и авторитете вере («вера, не просветленная разумом, не достойна человека») à отсюда основная максима теологии А. – «понимаю, чтобы верить».

При решении вопроса о природе универсалий А. отвергает номинализм Иоанна Росцелина и крайний реализм Гильома из Шампо, и формулирует свой собственный концептуалистский подход.

Универсалии не обладают самостоятельной реальностью, а лишь получают (в результате абстрагирующей деятельности интеллекта) существование в человеческом разуме в виде общих понятий (концептов). Общие понятия не могут быть вещью (res) в полном смысле слова, т.к. вещь – это только то, что обозначается с помощью единичного термина, а он не может быть реальным предикатом. И вещь не может быть характеристикой разнообразных субстанций. Каждая вещь – только то, что она есть.

Общие понятия выполняют функцию онтологического предиката – т.е. указывают не на саму вещь, а на присущее этой вещи в действительности состояние (статус бытия вещей одного класса). У индивидуальных субстанций другой способ существования, они обладают значением даже в тех случаях, если субстанции никогда не было, нет и не будет)

Универсальные понятия образуются искусственным путем, они – продукт деятельности нашего интеллекта, к-рый наблюдает существующее и обнаруживает некое сходство. НО: у интеллекта больше возможностей для ошибки (поэтому лучше сказать что-о о конкретном, «вот этом» столе, чем о «столе вообще»).

Вещи, взятые по отдельности и воспринятые совокупно, нельзя назвать универсалиями, потому что они сказываются о многом, поэтому остается приписать универсалии словам à Универсалия – это СЛОВО к-ое в силу своей способности легко сказывается о множестве единичностей.

Универсальное – общий и неясный образ многого (имена нарицаетльные), единичное – обладает собственной и как бы единственной формой одного, т.е. формой, относящейся только к одной персоне (имена собственные)

Теология

А. судили именно за теологические воззрения. В частности за его знаменитое утверждение «понимаю, чтобы верить», высказанное в прологе к его знаменитому трактату «Да и Нет», в котором собрано огромное количество цитат, выбранных А. из произведений церковных авторитетов, нередко дававших прямо противоположные ответы на одни и те же вопросы.

Сомнение приводит нас к исследованию, а исследование ведет нас к истине, поэтому необходимым условием всякой истинной веры является предварительное исследование разумом ее содержаний.

Спекулятивное построение учения о Божественном Триединстве А. начинает с полагания того, что Бог может быть «высшим и совершеннейшим Благом» только при условии, что Он одновременно всемогущ, премудр и всеблагостен. Соответственно, эти три момента и являют себя в Лицах Троицы:

1) Бог-Отец – всемогущество

2) Бог-Сын – премудрость

3) Бог-Дух Святой – благость

отсюда и принцип Божественной субординации, за который его и осудил Бернар Клервосский (т.к. на всемогущество Бога накладываются ограничения) и всемогущество Бога оказывается тождественным Его актуальным деяниям. («Бог способен делать только то, что он делает»)

В рамках этической концепции он опирается на понятие естественного нравственного закона, к-рым обладают все люди, независимо от вероисповедания и воспитания. А. различает порок, грех и дурной поступок.

1) порок - склонность к недолжному

2) грех – невоздержание от недолжного, непротивление злу

3) дурной поступок – внешнее проявление греха, всего лишь следствие осуществленного намерения и уже ничего к нему не добавляет.

Поэтому человека нужно судить исключительно по его намерениям, а отпущение грехов невозможно без личного покаяния грешника и при отсутствии личного благочестия у священника, отпускающего грехи.

Для Петра Абеляра (1079-1142), как и для многих его современников, характерен подход к вопросу об универсалиях с точки зрения языка. Он ставит вопрос так: к чему отсылают такие слова, как «человек», «животное» и «роза»? Проблема, которая задана языком, связана с тем, что значения этих слов кажутся чем-то универсальным и общим для многих, но на деле оказываются индивидуальными. Где найти те «человечность», «животность» и «розность», к которым отсылают эти слова? Поскольку вопрос задан о реальных референтах этих слов, он не является, строго говоря, вопросом логики или грамматики. Скорее, здесь идет речь о форме, а значит, о метафизике - существует ли в действительности та форма, к которой отсылают универсальные слова, и если да, то каким образом она существует. В распоряжении Абеляра был весьма ограниченный корпус философских сочинений для решения проблемы универсалий: прежде всего, «Категории» и «Об истолковании» Аристотеля, «Введение» Порфирия и комментарий к нему Боэция. Хотя источники были скудны, они обладали некоторым преимуществом - благодаря им можно было составить непосредственное представление о споре между Платоном и Аристотелем о форме, не прибегая к текстам Августина.

К моменту вступления Абеляра в XII в. в спор о форме по этому вопросу существовали две основные позиции: ультрареализм и номинализм . Ультрареалисты исходят из представления, что слова обладают универсальным значением, и утверждают, что есть соответствие между знанием и реальностью. Исходя из этого, наши определения человека, животного и розы должны соответствовать чему-то в действительности, т. е. действительно существует универсальный человек, универсальное животное и универсальная роза. Номиналисты, основываясь на положении о том, что в действительности существуют только индивидуальные вещи, приходят к выводу, что значения таких универсальных слов, как человек, животное и роза, есть произведения нашего ума, т. е. они искусственны, конвенциональны и зависят от нашей деятельности - им ничего не соответствует в действительности. Первый учитель Абеляра, Иоанн Росцелин (ок. 1050-1120) был номиналистом. Его сочинения утеряны, но нам известно, что он рассматривал универсалию как индивидуальное физическое звучание слова - flautus vocis. Это значит, что мы порождаем универсалию, когда воспроизводим конвенциональное звучание слова: поскольку данное сочетание звуков конвенционально, то же можно сказать и об универсалии, а значит, в действительности нет такой вещи, как форма. На Соборе в Суассоне в 1092 г. Ансельм обвинил Росцелина в тритеизме на том основании, что, как тот утверждал, если существуют только индивидуальные вещи, то у Троицы нет общей сущности. Таким образом, Ансельм утверждал, что ультрареализм представляет собой единственно правильную позицию по вопросу об универсалиях. Абеляр предпринимает попытку отказаться от ультрареализма, не впадая при этом в номинализм, т. е. в ересь.

Во «Введении» Порфирия (232/3-ок. 301), с которым латиноязычные философы XII-XIII вв. были знакомы в переводе и с комментарием Боэция (ок. 480-524/5), вопрос об универсалиях был поставлен, но не разрешен 126 . Кроме того, в комментарии Боэция вкратце изложена позиция Аристотеля по вопросу об универсалиях, однако мы не наблюдаем у автора стремления сделать выбор между ультрареализмом Платона и умеренным реализмом Аристотеля 127 . Порфирий формулирует суть спора в трех вопросах:

1) существуют ли универсалии в действительности или только в уме;

2) материальны они или нематериальны;

3) существуют ли они вне чувственных вещей или присутствуют в них 128 .

Реалисты - и «ультра» (Платон) и умеренные (Аристотель) - согласны с тем, что форма существует независимо от ума и бестелесна . Их расхождения касаются ответа на третий вопрос: для ультрареалиста форма существует вне чувственных вещей, для умеренного реалиста форма присутствует в них 129 . Номиналистической позиции , которую не обсуждает ни Порфирий, ни Боэций, свойственно отрицание того, что универсалии существуют вне деятельности человеческого ума. К трем вопросам Порфирия Абеляр добавляет четвертый, выявляя новый аспект сложных взаимоотношений между грамматикой, логикой и метафизикой: обладает ли универсалия каким-то значением, если она ни к чему не отсылает в действительности, особенно если ранее существовали в качестве ее референтов какие-то индивидуальные вещи, но уже более не существуют? 130

Глоссы Абеляра к Порфирию из «Логики для начинающих» отчасти представляют собой запись его спора с ультрареалистом Гильомом из Шампо. Собственная позиция Гильома состоит в том, что универсалия (например, «человек», «животное», «роза») понимается как субстанция, т. е. обладает независимым существованием 131 . Универсалия есть нечто нумерически единое и в то же время общее для многих. Индивидуальные вещи имеют одну и ту же сущность, а в основе их различия или индивидуации лежат акцидентальные формы. Например, для Сократа и Платона общим является субстанция - сущность, нумерически единая для обоих, - «человек», которая делает каждого из них человеком. Различаются они лишь акцидентально, например размером и формой носа. Представление о том, что универсалия, форма или сущность есть субстанция - является центральным для ультрареалистической позиции, поскольку оно обосновывает независимость формы от человеческого ума и от языка: если бы она не была субстанцией, она не была бы и «действительной». Субстанциальность формы позволяет нам объяснить, почему мы можем давать Сократу и Платону одно определение, не забывая при этом об их несущественных (акцидентальных) различиях.

Приступая к критике Гильома, Абеляр выдвигает два аргумента 132 . Во-первых, согласно физике, ничто не может находиться в двух местах одновременно. Однако если Сократ и Платон суть одна субстанция, поскольку они имеют одну и ту же сущность, то одна и та же сущность может находиться и в Афинах (например, Платон) и вне города (например, Сократ), что очевидно невозможно. Это является невозможным также и с точки зрения взаимоотношений рода и видов. Поскольку люди и собаки суть животные, они обладают общей, одинаковой для них сущностью - животностью. Но люди разумны, а собаки неразумны, и тогда получается, что одна и та же субстанция одновременно и разумна и неразумна - явное противоречие. Как виды, люди и собаки составляют противоположности: одни разумны, другие неразумны; однако по роду они идентичны. Если род есть универсалия, а все универсалии - субстанции, то в одной и той же субстанции обнаруживаются противоречия. Из позиции Гильома следует, говорит Абеляр, что Сократ есть осел, раз Сократ нумерически един с животным, а животное нумерически едино с ослом 133 .

Признав свое поражение в этом споре, но не отказавшись от позиции ультрареализма, Гильом выстраивает свое объяснение иначе. Теперь он понимает, что камнем преткновения в его первом объяснении стала субстанциальность универсалии. Ведь, как говорит Абеляр, если «человек» есть нумерически тождественная для всех субстанция, то невозможно объяснить множественность индивидов 134 . Решение Гильома заключается в утверждении, что субстанциями являются не универсалии, а индивиды 135 . Теперь каждый индивид есть субстанция, а значит, у каждого индивида - своя универсалия. Проблема объяснения множественности для универсалии решена, но возникает новая проблема - необходимо объяснить, как универсалия может быть также единой. Прежде Гильом испытывал трудности в объяснении того, как одна универсалия может присутствовать во многих индивидах, теперь же ему приходится объяснить, как многие индивиды могут обладать одной универсалией. Универсалия должна быть единой, поскольку определение, ей соответствующее, одинаково для каждого индивида. Предлагаемое Гильомом новое объяснение единства универсалии, субстанциально и индивидуально присутствующей в Сократе и в Платоне, говорит о том, что хотя универсалии или субстанции не одни и те же, но они и не различны 136 . Другими словами, универсалии, различаясь субстанциально, тождественны безразлично. Например, не существует нумерически единой субстанции «человек», одинаковой и для Сократа и для Платона. Сократ есть человек по-своему и Платон есть человек по-своему. И тем не менее, человечность Сократа не отличается от человечности Платона. Или: человечность Сократа и человечность Платона не одно и то же и не различны, они тождественны безразлично.

Критика Абеляра направлена на смысл слов «тождественны безразлично», которые могут быть поняты либо позитивно, либо негативно 137 . Гильом утверждает, что человечность Платона не отличается от человечности Сократа: если их «неразличие» или «безразличие» понимать позитивно, то их человечность тождественна; но это - одна и та же человечность для обоих - возвращает нас к первоначальной позиции Гильома. В одном из смыслов неразличие есть тождество, а это и есть первоначальный аргумент Гильома в скрытом виде. Другое возможное значение безразличия негативно, т. е. «не» в высказывании «человечность Сократа не отличается от человечности Платона» сохраняет свою негативную силу, так что «не отличается» вовсе не означает «тождественна». Согласно Абеляру, проблема в том, что Сократ и Платон, не различаясь как люди, которыми являются, также не различаются и как камни, которыми они не являются. Сохраняя свою негативную силу, слова «не различаются» не говорят ничего позитивно о Сократе и Платоне. Следовательно, данное выражение одинаково истинно как относительно «каменности», так и относительно «человечности». Слова «не различаются» бессмысленны, если при этом не сообщается, что представляют собой Платон и Сократ: без позитивного смысла подобие Сократа и Платона относительно человечности остается без объяснения, однако, как только мы сообщаем этим словам позитивное значение, они возвращают нас к проблеме первоначальной позиции Гильома.

При рассмотрении критики Абеляром ультрареализма Гильома, не следует забывать и о том, как он формулировал собственную позицию. Выявив основную ошибку в позиции Гильома, Абеляр убежден, что ему самому удастся избежать ее. Оба объяснения Гильома продемонстрировали, что универсалия не может быть субстанцией, отождествляем ли мы универсалию с нумерически единой субстанцией (единая универсалия для Сократа и Платона) или с множеством индивидов (Сократ и Платон каждый обладают своей собственной универсальной субстанцией) 138 .

В качестве решения не предлагается отождествлять универсалию со всякой субстанцией вообще, будь то единая субстанция или множественная. Ошибка ультрареализма заключается в предположении, что универсалия должна быть субстанцией, для того чтобы быть реальной. Урок, который следует извлечь из «Категорий» Аристотеля, таков: одна вещь (субстанция) не может сказываться о другой вещи (субстанции), а именно так поступают ультрареалисты. Субстанциями являются только индивиды. Универсалия - не субстанция, а характеристика, присущая определенному типу слов - имен нарицательных. Нарицательное имя грамматика есть всеобщее слово (универсалия) логика в силу того, что оно сказывается о многих индивидах, тогда как имя собственное сказывается об одном индивиде. Абеляр считает, что ему удается избежать дилеммы Гильома, отождествляя универсалию с именем нарицательным, поскольку значение слова не является вещью; если мы предицируем значение нарицательных имен вещам, то вещь не сказывается о вещи, а субстанция - о субстанции.

В связи с пониманием Абеляра перед ним встают новые проблемы: в частности, он должен объяснить связь между значением всеобщего слова или имени нарицательного и тем, каким образом оно обозначает вещи 139 . Может показаться, что слово бессмысленно, если оно не способно обозначать какую-то вещь, однако универсалии Абеляра не обозначают никаких вещей. Если бы универсальное слово обозначало какую-то вещь, оно бы обозначало субстанцию, которая есть универсалия, но тогда мы вновь возвращаемся к ультрареалистической позиции. Но если универсалия не обозначает какой-то вещи, то, по-видимому, она не обозначает никакой вещи вообще, и тогда универсалии бессмысленны. Абеляр утверждает, что имя нарицательное может обозначать, не обозначая какой-то вещи, поскольку означаемым является само множество вещей, а не какая-то всеобщая сущность 140 . Другими словами, нарицательное имя «роза» не обозначает какой-то универсальной вещи, какой-то «розности»; оно обозначает индивидуальные розы. Конечно же, здесь возникает еще более важный вопрос: каким образом множество индивидов может обозначаться одним и тем же именем нарицательным. В конечном счете убедительность позиции Абеляра зависит от его способности объяснить, что в самих вещах дает основание обозначать их всеобщим словом 141 . Что же в самих вещах оправдывает универсальность значения такого слова? В вещах должна быть какая-то причина универсального значения имен нарицательных, иначе причина лежит в самом языке; и тогда Абеляр, стараясь избежать ультрареализма, впадает в номинализм. Описывая универсалию как имя нарицательное - универсальное значение слова, - Абеляр, несомненно, должен был отдавать себе отчет в том, что его позиция близка номинализму. Отсюда возникает потребность объяснить связь между универсальным значением и вещами, существующими универсально вне ума и вне языка. Тем не менее, что бы ни служило в вещах причиной универсального значения, оно не может само быть вещью, т. е. не может быть субстанцией, иначе Абеляр оказывается ультрареалистом вместе с Гильомом. Перед Абеляром стоит следующая задача: постулировать причину универсального значения слов в вещах, не делая при этом такую причину вещью.

Позиция Абеляра предполагает, что универсальное значение слова не является субстанцией, и причиной его не является универсальная субстанция; напротив, причиной его являются индивидуальные субстанции, подобные друг другу 142 .

Подобие субстанций есть сходство, а не субстанция; Абеляр называет такое состояние бытия вещей, когда они сходны между собой, «статусом». Приписывание Абеляром причины универсального значения слов «состоянию» подразумевает, что индивиды могут быть похожи друг на друга, не обладая общей субстанцией. Поскольку статус является реальным, не будучи субстанцией, Абеляр является реалистом, а не ультрареалистом. Абеляр - реалист, поскольку у него универсалии имеют основание, а именно «причину», в реальности - статус. Он не ультрареалист, потому что только индивиды у него являются субстанциями. Его нельзя считать и номиналистом, поскольку причина универсального значения слова независима от человеческого знания и языка. Статус - не вещь, но все же является причиной. Это не должно удивлять нас, поскольку есть много причин, не являющихся субстанциями 143 . Например, отказ появиться на форуме - не есть субстанция, и все же может быть причиной наказания. В целом, универсальными являются значения определенных слов - нарицательных имен, а причина универсального значения есть сходство между индивидами, т. е. статус или состояние субстанций, но не есть субстанция.

Объясняя познавательный переход от восприятия индивидов к универсальному значению слова, Абеляр ничего не говорит об онтологическом статусе «статуса». В связи с этим возникает вопрос, случайно ли сходство между индивидами? Если нет общей для всех индивидов причины, обусловливающей то, что такой статус делает их схожими, то в чем фундаментальная разница между позицией Абеляра и номинализмом? Но если субстанциям присуща какая-то внутренняя причина, делающая их схожими, может ли быть объяснение Абеляра удовлетворительным? Итак, статус для Абеляра является причиной универсального значения слов, но онтологическая причина статуса остается без объяснения. Поиск причины статуса не ведет к бесконечному регрессу причин и не требует того, чтобы какая-то общая субстанция была основой статуса. В действительности то, что ищет Абеляр в аристотелевском объяснении формы, индивидуальной для каждой субстанции, - это причина сходства индивидов, обладающих этой формой, которая сама субстанцией не является. Тех сочинений Аристотеля, которые имелись в распоряжении Абеляра, - «Категории» и «Об истолковании» - было явно недостаточно для исследования аристотелевского понятия формы. Логика не дает ответа на указанные вопросы о причине сходства между индивидами. Однако Абеляр, по-видимому, не отдавал себе отчета в ограниченности своего подхода и считал свое объяснение исчерпывающим. Он выказывает редкую проницательность, демонстрируя ограниченность грамматики в разрешении проблемы универсалий 144 . При этом ограничения логики остаются без должного внимания.


Похожая информация.


Эпохи Средневековья - вошел в историю как признанный учитель и наставник, имевший свои взгляды на философию, в корне отличавшиеся от остальных.

Его жизнь была тяжела не только по причине несовпадения мнения с общепринятыми догмами; огромное физическое несчастье принесла Пьеру взаимная, искренняя. Живым языком и понятным словом описал философ свою тяжелую жизнь в произведении автобиографического характера «История моих бедствий».

Начало трудного пути

Ощущая в себе с малых лет непреодолимую тягу к знаниям, Пьер отказался от наследства в пользу родственников, не прельстился многообещающей карьерой военного, отдав себя полностью получению образования.

После обучения Абеляр Пьер обосновался в Париже, где занялся преподавательской деятельностью в области богословия и философии, что впоследствии принесло ему всеобщее признание и славу искусного диалектика. На его лекции, излагаемые понятным изящным языком, сходились люди со всех уголков Европы.

Абеляр был очень грамотным и начитанным человеком, знакомым с трудами Аристотеля, Платона, Цицерона.

Вобрав в себя взгляды своих преподавателей - сторонников различных систем понятий - Пьер выработал собственную систему - концептуализм (нечто усредненное между в корне отличавшуюся от взглядов Шампо - французского философа-мистика. Возражения Абеляра против Шампо были настолько убедительны, что последний даже видоизменял свои понятия, а чуть позже начал завидовать славе Пьера и сделался его заклятым врагом - одним из многих.

Пьер Абеляр: учение

Пьер в своих трудах обосновывал соотношение веры и разума, отдавая предпочтение последнему. По мнению философа, человек не должен верить слепо, лишь потому, что так принято в обществе. Учение Пьера Абеляра заключается в том, что вера должна быть рассудочно обоснованной и совершенствоваться в ней человек - существо разумное - способен, только отшлифовывая имеющиеся знания посредством диалектики. Вера является лишь предположением о вещах, недоступных чувствам человека.

В произведении «Да и нет» Пьер Абеляр, кратко сравнивая библейские цитаты с выдержками из сочинений священников, подвергает анализу взгляды последних и находит противоречивость в приводимых ими высказываниях. А это заставляет усомниться в некоторых церковных догматах и христианском вероучении. Тем не менее Абеляр Пьер не сомневался в основных положениях христианства; он лишь предлагал осознанное их усвоение. Ведь непонимание сочетаемое со слепой верой, сравнимо с поведением осла, который ни капли не понимает в музыке, но усердно пытается извлечь из инструмента красивую мелодию.

Философия Абеляра в сердцах многих людей

Пьер Абеляр, философия которого нашла место в сердцах многих людей, не страдал от чрезмерной скромности и открыто называл себя единственным философом, чего-то стоящим на Земле. Для своего времени он являлся великим человеком: его любили женщины, им восхищались мужчины. Получаемой славой Абеляр упивался в полной мере.

Основными произведениями французского философа являются «Да и нет», «Диалог между философом иудеем и христианином», «Познай самого себя», «Христианская теология».

Пьер и Элоиза

Однако большую славу Пьеру Абеляру принесли не лекции, а романтическая история, обусловившая любовь всей его жизни и ставшая причиной случившегося в дальнейшем несчастья. Избранницей философа неожиданно для него самого стала красавица Элоиза, которая была на 20 лет младше Пьера. Семнадцатилетняя девушка была круглой сиротой и воспитывалась в доме своего дядюшки каноника Фульбера, не чаявшего в ней души.

В своем столь юном возрасте Элоиза была не по годам грамотна и умела говорить на нескольких языках (латинский, греческий, древнееврейский). Пьер, приглашенный Фульбером для обучения Элоизы, влюбился в нее с первого взгляда. Да и его ученица преклонялась перед великим мыслителем и ученым, в своем избраннике и была готова на все ради этого мудрого и обаятельного мужчины.

Пьер Абеляр: биография грустной любви

Гениальный философ в этот романтический период проявил себя также в качестве поэта и композитора и писал для юной особы красивые песни о любви, тут же ставшие популярными.

О связи влюбленных знали все вокруг, но Элоизу, открыто называвшую себя любовницей Пьера, это нисколько не смущало; наоборот, она гордилась доставшейся ей ролью, ведь именно ее, круглую сироту, Абеляр предпочел красивым и знатным женщинам, увивавшимся подле него. Возлюбленный увез Элоизу в Бретань, где она родила сына, которого пара вынуждена была оставить на воспитание чужим людям. Своего ребенка они больше никогда не видели.

Позже Пьер Абеляр и Элоиза тайно поженились; если бы заключенный брак был предан огласке, то Пьер не смог быть духовным сановником и построить карьеру философа. Элоиза, отдав предпочтение духовному развитию мужа и его карьерному росту (вместо обременительного быта с детскими пеленками и вечными кастрюлями), скрывала свое замужество и по возвращении в дом дядюшки говорила, что является любовницей Пьера.

Взбешенный Фульбер не смог смириться с нравственным падением племянницы и однажды ночью вместе с помощниками проник в дом Абеляра, где его, спящего, связали и оскопили. После этого жестокого физического надругательства Пьер удалился в Сен-Денисское аббатство, а Элоиза постриглась в монахини в Аржантейском монастыре. Казалось бы, земная любовь, короткая и физическая, длившаяся два года, закончилась. В действительности она просто переросла в иную стадию - духовную близость, непонятную и недоступную многим людям.

Один против богословов

Прожив некоторое время в затворничестве, Абеляр Пьер возобновил чтение лекций, уступив многочисленным просьбам студентов. Однако в этот период против него ополчились ортодоксальные богословы, обнаружившие в трактате «Введение в богословие» противоречащее церковному учению объяснение догмата о Троице. Это стало поводом для обвинения философа в ереси; его трактат был сожжен, а сам Абеляр заточен в монастырь Св. Медарда. Столь суровый приговор вызвал огромное недовольство французского духовенства, многие сановники которого являлись учениками Абеляра. Поэтому Пьеру впоследствии было дано разрешение на возвращение в Сен-Денисское аббатство. Но и там он проявил свою индивидуальность, высказав собственную точку зрения, чем навлек на себя гнев монахов. Суть их недовольства состояла в открытии правды об истинном основателе аббатства. По мнению Пьера Абеляра, им являлся не Дионисий Ареопагит - ученик апостола Павла, а живший в гораздо более поздний период другой святой. От озлобленных монахов философу пришлось убегать; он нашел пристанище в пустынной местности на Сене близ Ножана, где к нему - утешителю, ведущему к истине, присоединились сотни учеников.

На Пьера Абеляра начались новые гонения, по причине которых он намеревался покинуть Францию. Однако в этот период он был выбран аббатом Сен-Жильдского монастыря, где провел 10 лет. Элоизе же отдал Параклетский монастырь; она поселилась со своими монахинями, а Пьер оказывал ей помощь в управлении делами.

Обвинение в ереси

В 1136 году Пьер возвратился в Париж, где снова начал читать лекции в школе св. Женевьевы. Учение Пьера Абеляра и общепризнанный успех не давали покоя его врагам, в особенности Бернарду Клервоскому. Философ вновь стал подвергаться гонениям. Из сочинений Пьера были выбраны цитаты с высказанными мыслями, в корне противоречившими мнению общественности, что послужило поводом для возобновления обвинения в ереси. На собравшемся Соборе в Сансе Бернард выступил в качестве обвинителя, и хотя аргументы его были достаточно слабы, большую роль сыграла влиятельность, в том числе и на папу; Собор объявил Абеляра еретиком.

Абеляр и Элоиза: вместе на небесах

Гонимому Абеляру предоставил приют Петро Достопочтенный - аббат клюинский, сначала в своем аббатстве, потом в монастыре Св. Маркелла. Там страдалец за свободу мысли завершил свой сложный он умер 1142 года в 63-летнем возрасте.

Его Элоиза скончалась в 1164 году; ей также было 63 года. Супруги были погребены вместе в Параклетском аббатстве. Когда оно было уничтожено, прах Пьера Абеляра и Элоизы был перевезен в Париж на кладбище Пер-Лашез. По сегодняшний день надгробный памятник влюбленных регулярно украшается венками.

Чтобы отметить для себя начало эпохи, мы обычно ищем значительное событие из числа тех, каковые именуем эпохальными. Однако ранее и очевиднее, чем в событиях, изменения часто проявляют себя в людях. Все как будто бы на прежних местах, в тех же формах, но приходит новый человек, пусть, подобно первой ласточке, еще не делающий весны и все-таки безусловно обещающий, какой будет следующая эпоха. Таким человеком будущего явился для средневековой Европы Петр Абеляр (1079–1142).

Может быть сегодня он известен более всего как герой собственной книги, рассказывающей о первой великой любви – о любви Элоизы и Абеляра. О ней – "История моих бедствий".

Книга личная, исповедальная, какой Средневековье не знало со времен Августина и Боэция. А Можно сказать и еще решительнее: какой Средневековье не знало вообще, поскольку это уже не исповедь, а история личности, автобиография, где свое понимание Бога и философии становится поводом рассказать о своих отношениях с людьми и об их отношении к тому, кто позволил себе зайти слишком далеко, влекомый искушением разума и сердца. Это было смело само по себе, но уже вовсе дерзким было то, что свой опыт, свою человеческую сущность Абеляр дерзнул сделать основанием философского убеждения. В век, когда было общепринятым ссылаться на авторитет и искать свидетельства своей правоты в текстах Священного Писания или Отцов Церкви, Абеляр заговорил от собственного имени, полагаясь на свое мнение.

Петр Абеляр происходил из рыцарского рода на севере Франции. Его родовой замок находился на границе Бретани. Способный от природы мальчик быстро осваивал школьную премудрость, жаждая все новых знаний, в поисках которых он переходит из школы в школу, от одного учителя к другому. "В “Истории моих бедствий” Абеляр определяет свое положение по отношению к низшему дворянству тем, что он одновременно указывает и на свое интеллектуальное образование, и на свои способности к воинскому делу: “littera et arma”. Правда, “воинская слава” (“pompa militaris gloriae”) приносится у него в жертву “науке” (“studium litterarum”): “Ты навсегда станешь магистром” (“Tu eris magister in aeternum”). Однако затем Абеляр описывает свое интеллектуальное становление, прибегая к военному лексикону.

Диалектика и логика – это арсенал, аргументы – оружие, диспуты – битвы. Сама Минерва, ради которой он покинул Марса, – это вооруженная воинственная богиня. Как юный рыцарь, он вверяет себя старому учителю..." . Его имени он не называет в своей книге. А оно было очень известным - Росцелин. Один из тех, кто начал знаменитую интеллектуальную распрю, позже получившую название спора между реалистами и номиналистами.

Предмет разногласия был самым серьезным и своими истоками уходил в Античность, к ее последнему непосредственному продолжателю – Боэцию. Именно он еще в VI в. определил проблему познания в том виде, как она предстояла средневековому человеку, ощущающему земное и человеческое лишь случайным отблеском (акциденцией ) какой-то идеальной сущности (субстанции ). Поскольку Бог – Творец этого мира, то ему принадлежит и весь план творения и первообразы всех вещей – универсалии. Универсалии обеспечивают родовое и видовое разнообразие мира. Но как они присутствуют в нем? Что реально – многообразие цветущих разнопородных деревьев или универсальный образ дерева в сознании Бога, по которому, как по модели, воспроизводится все многообразие отдельных деревьев? Можно ли сказать, что в каждой вещи белого цвета непосредственно присутствует и воплощает себя субстанция белизны?

Ко времени Абеляра наиболее устойчивой была традиция негативного ответа: сколь бы ни казались реальными человеческому здравому смыслу и чувственному опыту окружающие его вещи, на самом деле их реальность мнима и обманчива. Реальны же только универсалии, существующие в уме Бога. Тех, кто держались этой позиции в схоластическом споре, впоследствии назовут реалистами, т.е. теми, кто признавал непосредственную реальность универсалий.

Это было их основным пунктом расхождения с номиналистами, которые признавали реальными единичные вещи земного мира, а универсалии полагали существующими только в качестве их отражений, закрепленных к тому же не в Божественном сознании, а в человеческом языке, в именах вещей. Латинское множественное число от слова "имя" – nomina дало название этому направлению мысли – номинализм.

Для средневекового сознания было свойственно ощущать непосредственное присутствие обозначаемой вещи в обозначающем ее слове. В последующие века это доверие к слову теряется, а при взгляде назад будут то сожалеть об утраченном поэтическом переживании мира, то с рационалистическим высокомерием поглядывать сверху вниз на доверчивых предков, как это делает в XIX в. немецкий исследователь Данте и его времени.

"...Недуг средневекового способа мышления: чрезмерно высокая оценка слова. Что слова, в конце концов, представляют собой лишь условные знаки, подобные бумажным деньгам, никогда не говорящие ничего и очень часто говорящие слишком много, никогда не соответствующие тем мыслям, которые они должны выражать, и предметам, которые они должны обозначать, – это никогда не приходило в голову средневековым людям. Они даже воображали, что имеется существенная связь между словами и предметами, а не фонетическая и психологическая только, как на самом деле. В "Новой жизни" Данте говорит: "Слово “любовь” звучит так сладко, что мне кажется невероятным, чтобы она в своих проявлениях была какою-либо иною, а не сладкою, согласно изречению “Nomina sunt consequentia rerum” (“Наименования суть следствия вещей”) <...> Следующее сравнение может еще легче выразить общую ошибку средневековой науки и мысли. Представьте себе, что все предметы разделены в известном порядке, а слова, их обозначающие, написаны на бумажках, приколотых к ним булавками. В Средние века твердо верили, что если переменить наименования, иначе говоря, переставить на другое место бумажки с написанным на них словом, – тотчас же и сама вещь переменит также свое место" .

Ошибалась ли средневековая мысль в своей лингвистической доверчивости или, напротив, научно мыслящий XIX в. лишал себя поэтического прозревания предметного мира в слове? Это вопрос, открытый для спора. Ясно одно: отношение человека к слову, а слова к означаемому предмету – одна из важных черт, определяющих склад мышления в целом.

Так что и вторая точка зрения в философском споре - номинализм – имела основание в самой природе средневекового сознания. Однако она была высказана позже и сразу же возбудила богословские опасения тем, что настаивала на реальности вещного, земного, отдавая на произвол человеческого языка Божественные универсалии. Росцелин был осужден на церковном соборе в 1092 г.

Вероятно, около этого времени его учеником становится Абеляр. Теория учителя, судя по всему, не слишком убедила его, поскольку много позднее он охарактеризует ее как безумную. Но и противоположной точки зрения он не принял, хотя по прибытии для дальнейшей учебы в Париж имел возможность услышать ее из уст крупнейших авторитетов: Гильома из Шампо и его учителя (в свою очередь ученика основоположника схоластики – Ансельма Кентерберийского) Ансельма Ланского. Юноша не скрыл своего мнения, дерзнул отстаивать его, что и послужило началом как его славы, так и его бедствий.

В уже сложившемся споре, где мнения сторон разделились, Абеляр занял третью позицию, название которой – концептуализм. Как и два других понятия, оно возникло много позже начала спора, в XV в., и подобно им образовано от ключевого для данной философской позиции латинского термина: conceptus – мысль, понятие.

Дело в том, что само мышление Абеляр включил в процесс установления истины и в ее определение.

Он не отрицает Божественную сущность истины, как и возможность ее интуитивного постижения через откровение. Откровение – это способ непосредственного знания, подобный чуду, которое Господь творит в ответ на молитву, на интуитивный порыв к нему духа, побуждаемого более верой, чем разумом. Соглашаясь в этом с реалистами, Абеляр не считает такой способ приближения к истине наиболее доступным и свойственным человеку, ибо разум, хотя и опирающийся на веру, совершает основную работу мысли.

При этом Абеляр отнюдь не легковерен. Он помнит мудрость древних: "ошибаться свойственно человеку" ("errare humanum est"), и может быть поэтому считает безумцами номиналистов. Ведь если свести универсалии к именам, то это означает либо отказать им в истинности, либо излишне полагаться на безусловную авторитетность человеческого мнения, закрепленного в языке. Абеляр ценит мнение как усилие мысли, по никакое мнение он не согласен принять в качестве безусловного авторитета. Ошибаться свойственно человеку, и не нужно казнить его за ошибки, но не нужно делать вид, будто человек их никогда не допускает. Ошибаются все, поскольку все – люди. Даже высшие авторитеты, даже отцы церкви: "...известно, что даже сами пророки и апостолы нс были совсем чужды ошибок..."

Это уже дерзость, граничащая с ересью. Ее доказательству Абеляр посвящает целую книгу "Да и Нет". Он просто собрал и прокомментировал авторитетные суждения по разным поводам, показав их противоречивость. Люди расходятся во мнениях. Расхождение начинается со слов, которые они употребляют различно, но и это не страшно, не нужно только закрывать на это глаза: "Если же мы сможем доказать, что одни и те же слова употребляются различными авторами в различных значениях, то мы легко отыщем решение многих противоречий" .

"Да и Нет" – достаточно раннее произведение. В большинстве случаев точных дат мы не знаем, тем более что к основным сочинениям Абеляр возвращался неоднократно, правя и перерабатывая текст. Самостоятельное преподавание и творчество начинается для него в 1110-х гг. "Предполагают, что в 1113 г. он написал “Введение в теологию”, а в 1114 – “Логику для начинающих”. Многие ученые считают, что с этого момента началось новое качество школьного образования, они видят его в появлении фигуры философа-геолога, философа, сделавшего веру предметом философии..."

Он сам рассказывает в "Истории моих бедствий", как занятия диалектикой (а после Абеляра она окончательно выходит за пределы школьного комментирования Аристотеля и принимает форму средневековой логики) вызвали у него искушение применить законы разума к вопросам богословия. В результате то, что было теологией, т.е. словом о Боге (исходя из греческого значения этого понятия, ср. с его русской калькой бого-словие), стало тео-логикой, т.е. исследованием Божественных истин с применением законов мышления.

Это позже и назовут концептуализмом Абеляра: естественное оправдание разума, ошибающегося, но способного исправлять собственные ошибки, сопоставляя мнения с реальностью вещей, доступных его наблюдению и изучению. Абеляр не отказывал универсалиям в Божественной истинности их происхождения, но объявлял доступным человеку "обнаружить свойства любой универсалии через особенное <...> соответствуют ли они только словам или также и вещам" ("Диалектика") .

Не имевший формального права начать чтение собственных лекций и, таким образом, основать школу, Абеляр делает это на свой страх и риск, неизменно привлекая сотни учеников со всей Европы. Он явился основоположником формально независимого от церкви образования, однако это не помешало тому, что среди его учеников был один будущий папа римский, 18 кардиналов, десятки епископов и одновременно прославленные еретики, среди которых - первым бросивший вызов Риму, обвинивший церковь в стяжательстве и роскоши, а за это проклятый Римом и казненный – Арнольд Брешианский (1100–1155).

Сам Абеляр доставил много беспокойства церкви и немало претерпел гонений от ее ортодоксальных служителей. Итог его разногласий с нею верно подвел самый усердный и влиятельный его преследователь – Бернард Клервоский (о нем см. "В контексте средневековой культуры", раздел "Собор, или Вертикаль духа"): "Петр Абеляр, пытаясь уничтожить заслугу христианской веры, полагает, возможным при помощи человеческого разума постигнуть все то, что есть Бог" . Так утверждал Бернард в одном из своих многочисленных посланий, которыми созывал защитников истинной веры на Собор в Сансе для осуждения Абеляра в 1140 г. Это будет последним и окончательным потрясением, рассказ о котором уже не войдет в "Историю моих бедствий", написанную пятью годами ранее.

Абеляр не скрывает, что за земные успехи, вскружившие ему голову, он заплатил немалыми муками. В 1118 г. 40-летний прославленный философ полюбил свою 18-летнюю ученицу Элоизу... О последовавших за этим событиях мы знаем из рассказа Абеляра; об их чувстве мы знаем также и из писем, которыми они обменялись спустя много лет.

У Элоизы должен появиться ребенок. Ее родные настаивают на браке, который и был заключен, несмотря на то, что он должен повредить карьере Абеляра. Однако и это не спасло его от жестокой мести родных Элоизы: ночью Абеляр подвергся разбойному нападению и был насильственно оскоплен. Теперь им предстоит расстаться, удалившись в монастырь, что и было исполнено каждым в 1119 г. Родившийся сын получил имя Астролябий.

Абеляр благосклонно принят в крупнейшем монастыре Сен-Дени, которому в этом столетии предстоит сыграть важную историческую роль: поставленный в 1122 г. его настоятелем Сугерий будет советником и сподвижником французских королей Людовиков VI и VII в деле объединения и усиления их домена Иль-де-Франс, ставшего основой будущей централизации всего государства. Абеляр, преследуемый церковью, также нередко находит поддержку и спасение у светских правителей. А гонения на него по сути лишь начинались.

Враги, которых Абеляр приобрел своей независимой позицией в школьные годы, не переставали роптать, обвиняя его в том, что, не имея на то формального права, он продолжает читать лекции; что, приняв монашество, он не оставил занятий светской философией... Наконец, в его теологических сочинениях отыскивали ересь. Это стало поводом вызвать его на собор в Суассонс в 1121 г. Тридцатью годами ранее именно здесь осудили Росцелина, и позже церковь здесь славилась особой непримиримостью к еретикам. Однако Абеляр с готовностью откликнулся. Он рассматривал суд над ним как возможность публичного выступления со своим мнением. Спор был его стихией.

Его ораторского дара страшились противники. Более умеренные или осторожные из числа членов собора полагали осуждение недостаточно подготовленным, предлагали отложить его. Они предупреждали, что даже осуждение Абеляра может лишь прибавить ему учеников и славы. Так и произошло, но сам Абеляр глубоко пережил унижение, каковому его подвергли, отказав в праве выступить, принудив прочесть символ веры и собственной рукой бросить в огонь по голословному обвинению признанный еретическим трактат о Троице. Автор же был приговорен к заточению в особо строгий монастырь. Несправедливость приговора была столь очевидной, что на его строгом исполнении не очень настаивали, и вскоре Абеляр возвращается в Сен-Дени.

Следуют месяцы, посвященные трудам и чтению. Однако Абеляра вновь подводит желание не отступать от своего мнения и устанавливать истину. Он подвергает сомнению некоторые факты относительно почитавшегося основателем монастыря Сен-Дени сп. Дионисия, чем оскорбляет братию, меняющую к нему отношение. С большим трудом он добивается после этого права покинуть монастырь и, не переходя ни в какой другой (что было бы оскорблением для Сен- Дени), основать собственную обитель. Так возникает Параклет, посвященный Абеляром Святому Духу и названный по одному из его прозваний, означающему – Утешитель.

Здесь он остается в 1122–1125 гг. Сюда начинают стекаться к нему ученики, которые, пренебрегая неудобствами (а среди них было немало людей из знатных семейств), строят хижины, обживают дикое место. Однако в каких-то 15 милях от Параклета в Клерво Бернард начинает борьбу за чистоту веры, и хотя в это время их личные отношения ничем не нарушаются, Абеляра не оставляет чувство грозящей опасности. Это было одной из причин, почему он принял избрание себя настоятелем монастыря в отдаленной, но родной для него Бретани.

Не много времени понадобилось, чтобы он понял свою ошибку. Если он надеялся прийти со своим уставом, то он просчитался. Невежество, распутство, воровство были неискоренимы, а его попытки привели лишь к тому, что монахи начали угрожать его жизни. Кончилось тем, что на рубеже 30-х гг. XII в. Абеляр бежит из Бретани. Какое-то время скрывается, наезжает в Параклет, который вскоре после своего отъезда он передал иод женский монастырь Элоизе. Их отношения возобновлены.

В эти годы он много пишет, и в том числе "Историю моих бедствий" (1135–1136). Книга попадает к Элоизе, и она откликается письмом. Абеляр отвечает, прося, требуя в заключение, "чтобы, подобно тому, как вы теперь мучаетесь из-за опасностей, угрожающих моему телу, так и тогда вы заботились бы о спасении моей души..." . Ее второе письмо исполнено такого чувства, не ослабевшего спустя годы, что оно на много веков вперед станет образцом любовной элегии. Элоиза пишет искренно, вдохновенно и невероятно смело, так, как она чувствует: "Бог свидетель, что я всю мою жизнь больше опасалась оскорбить тебя, нежели Бога, и больше стремлюсь угодить тебе, чем Ему". Абеляр в ответ меняет тон на рассудительно-дружеский, давая понять неуместность и невозможность для них возобновления того, что осталось в прошлом.

В это же время он переезжает в Париж, возобновляя свои лекции на холме святой Женевьевы, на том месте, где он их начинал впервые четверть века тому назад. Общее число тех, кто побывали его учениками, измеряется уже тысячами. Слава и значение его таковы, что Бернард Клервоский лично возглавляет подготовку нового осуждения.

Собор в Сансе летом 1141 г. получился в высшей степени представительным. Его почтили присутствием сам король – молодой Людовик VII, который через несколько лет возглавит вдохновленный Бернардом Клервоским второй крестовый поход, и граф Шампани. Бернард огласил 19 тезисов из сочинений Абеляра и предложил ему защитить их. Казалось бы, вот она возможность публичного диспута па уровне самом высоком, о чем Абеляр мечтал 20 лет назад в момент своего осуждения в Суассоне!..

Теперь же Абеляр отказался от выступления и покинул собор.

Можно лишь гадать – почему, что делают биографы вот уже восемь веков. Смалодушничал? Увидел предрешенность исхода при таком составе судей? Понял, что хитроумный Бернард готовит почву для того, чтобы вместо теологического спора устроить его изобличение в ереси, уже в своем вступительном слове поставив его имя рядом с именем Арнольда Брешианского (в частных же письмах постоянно приравнивая Абеляра к опаснейшим ересиархам: Арию, Пелагию, Несторию)?

Абеляр решил апеллировать прямо в Рим. Мог ли он не знать, что Иннокентий II – ученик Бернарда, выслушивающий его наставления и на папском престоле? Решение папской курии было предопределено и не заставило себя долго ждать: принудить Абеляра и Арнольда Брешианского к вечному молчанию. Вероятно, Абеляр, уже тяжело больной, так и не узнал об этом последнем ударе, постигшем его. Приговор от него скрыли. Более того, посредничеством друзей было достигнуто примирение с Бернардом, который удовлетворился победой и не требовал исполнения приговора.

В последнем своем прибежище, в Клюни, Абеляр пишет "Диалог между философом, иудеем и христианином". Только на бумаге может вестись равноправный обмен мнениями, не грозящий приговором и публичным унижением. В диалоге Абеляр сводит позиции разных философских систем не для того, чтобы нечто безусловно отвергнуть или осудить, но сопоставить и тем самым приблизиться к истине. Абеляр верен себе: концепт – его способ постижения универсалий, а он формируется в процессе обсуждения, высказывания мнений. Диалогична не только форма его последнего сочинения, но сам ход его мысли и характер его философии.

Три основных сочинения, над которыми Абеляр работал десятилетиями, представляют три сферы средневекового знания: "Теология", "Диалектика", "Этика". Первая обращала мысль человека к Богу; вторая учила его мыслить; третья – быть нравственной личностью. До Абеляра эти три сферы были тесно связаны, взаимонеобходимы. Он решительно ввел разум в основание веры. Он не менее решительно предоставил разуму право личного выбора, что потребовало от человека того, что Абеляр категоричным тезисом поставил в название одного из своих трактатов: "Познай самого себя". Сам Абеляр откликнулся на это требование автобиографической "Историей моих бедствий", позволяющей говорить о нем не только как о мыслителе, предсказавшем новое время, но и как о первом писателе еще не наступившей эпохи.

Абеляр стад первой легендой, первым мифом новой культуры: Абеляр и Элоиза. Она пережила его на 20 лет, и, как гласит предание, "когда умерла она и была принесена к гробнице, ее супруг, который скончался за много дней до нее, поднявши руки, принял ее и заключил в свои объятия".

"Новая Элоиза" назовет свой роман о естественной любви, противостоящей условности времени, Ж.-Ж. Руссо в XVIII в. Этот век, учившийся ценить свободу чувства и следовать природе, не мог пройти мимо той, первой любви. О ней вспомнят как об образце еще задолго до того, как Руссо провозгласит наступление сентиментализма. За полвека до "Новой Элоизы" великий английский поэт А. Поуп напишет "Послание Элоизы Абеляру", переводившееся на многие языки; на русский – В. А. Озеровым и В. А. Жуковским.

Элоиза и Абеляр – первый всплеск свободного чувства. Абеляр – первый взлет свободной мысли. Такими их запомнила просвещенная Европа, опередившими свой век и всегда напоминающими об опасностях, уготованных тому, кто хочет быть свободным. Рассматривая историю несвободы печатного слова в "Кратком повествовании о происхождении цензуры" (вставной текст в "Путешествии из Петербурга в Москву", глава "Торжок"), А. Н. Радищев напоминает в числе важнейших фактов: "Собор Сансский в 1140 г. (1141. – И. Ш.) осудил мнения Абелярдовы, а папа сочинения его велел сжечь..."

Эпоха Просвещения признала Абеляра своим и как человека чувства и как человека разума. Еще гораздо ранее Петрарка в собственной исповедальной прозе вдохновлялся Абеляром. Безусловно, Абеляр стоял у истоков новой светской культуры. Именно он вторгся с доводами разума и диалектики в священную область богословия. Новое знание формирует личность, преисполненную гордости силой своего ума, вплоть до тщеславия, так что норой не очень ясно, что радует больше – обретение истины или ощущение своей способности к ней приблизиться. И, наконец, рождение нового человека венчает любовь, которую он воспевает в поэзии. До нас не дошли стихи Абеляра, но он их слагал в куртуазной манере, так что он может почитаться одним из первых труверов па севере Франции.

И все-таки... В тексте автобиографической книги Абеляра множество цитат, изобличающих его ученость, память. Ему известны древние: Овидий, Сенека, Цицерон, Вергилий, – но ссылки на них скорее для блеска, а в деле установления истины важнее отцы церкви, даже если он и позволяет себе не всегда быть с ними одного мнения. Сам Абеляр возвращается в лоно богословия, хотя и с целью произвести его интеллектуальное обновление. При первом осуждении ему не дают высказаться, при втором он отказывается от слова, то ли разуверившись в возможности убедить своих оппонентов, то ли в последний момент не решившись сделать этот открытый шаг. Осуждение повергает его в бездну отчаяния, а мир, в котором он живет, еще не готов откликнуться чем- либо иным, кроме проклятия, всему грозящему новизной и слишком явными переменами.

Как будто все необходимые элементы для появления повой культуры налицо, а ее самой – нет. Элементы эти еще разрознены, не образуют целого даже в пределах самой яркой и смелой личности, смелость которой, однако, более всего видна в сфере мысли, дерзающей сомневаться, на свой страх и риск искать истину. Любовь для этой личности еще грех, хотя и прекрасный, а поэзия – проступок, отвлечение от серьезных занятий, хотя она и удовлетворяет авторское тщеславие.

Иначе будет у Данте, избравшего себе любовь поводырем на пути к истине, а поэзию – ее словом.

Круг понятий и проблем

Философский спор: реализм, номинализм, концептуализм; универсалия, акциденция, субстанция, откровение, мнение.

  • Ренч Т. Культура questio : к вопросу об истории литературных форм средневековой философии // Культура интерпретации до начала Нового времени. М., 2009. С. 190.
  • История моих бедствий. С. 79.

Санкт-Петербург

2013

Введение.......................................................................................................... 2

Биография Пьера Абеляра............................................................................. 4

Вклад Пьера Абеляра в философию и науку в целом................................... 6

Литературное творчество............................................................................. 10

Заключение.................................................................................................... 11

Введение

Развитие атеистической мысли в эпоху Возрождения очень затрудняли господствующие в средние века религиозные представления, которые оказывали влияние на мировоззрение людей в течение тысячелетия. Как справедливо заметил Анатоль Франс, в этот период «счастливому единодушию паствы несомненно способствовало также обыкновение… немедленно сжигать всякого инакомыслящего». Но и это не могло полностью подавить мысли, возникающие у людей нового времени, людей эпохи Возрождения.

Именно Пьер Абеляр является крупнейшим представителем средневекового свободомыслия был. Французский философ, он не побоялся заявить, что все религиозные представления-либо пустой звук, либо они имеют определенный смысл, доступный пониманию человеческого разума. То есть, истины религии контролируются разумом. «Опрометчиво верит тот, кто, не разобравшись, беззаботно удовлетворяется тем, что ему говорят, не взвесив это, не зная, насколько основательны доказательства в пользу сообщаемого». Провозглашая высший авторитет разума, призывая ничего не принимать на веру, Абеляр не остановился перед тем, чтобы заявить: «Не потому веришь, что так сказал бог, а потому, что ты убежден, что так оно и есть».



Он считал, что универсалии не обладают самостоятельной реальностью; реальны отдельные вещи. Но универсалии получают определенную реальность в сфере ума в качестве понятий. Основа знаний - чувственное восприятие, в котором человеку дано единичное.

Интересны его идеи о моральной ответственности человека за свои поступки. Мораль не находится, согласно Абеляру, целиком в руках Бога; человек сам вершит свою судьбу и отвечает за свои деяния. Подчеркивается, что поступок человека сам по себе - не злой и не добрый. Его характер определяется намерением человека, его совершающего.

Биография Пьера Абеляра

Пьер Абеляр родился в 1079 г. в деревушке Пале близ Нанта, в провинции Бретань. Первоначально предназначен был для военной службы, но непреодолимая любознательность и в особенности стремление к схоластической диалектике побудили его посвятить себя изучению наук. В юном возрасте слушал лекции Иоанна Росцелина, основателя номинализма. В 1099 году прибыл в Париж, чтобы учиться у представителя реализма - Гийома де Шампо, который привлекал слушателей со всех концов Европы.

Однако вскоре стал соперником и противником своего учителя: с 1102 года Абеляр уже сам учил в Мелюне, Корбеле и Сен-Женевьеве, и число его учеников все более и более возрастало. В итоге, он приобрёл себе непримиримого врага в лице Гийома из Шампо. После того как последний был возведён в звание шалонского епископа, Абеляр в 1113 году принял управление училищем при церкви Богоматери и в это время достиг апогея своей славы. Он был учителем многих знаменитых впоследствии людей, из которых наиболее известны: папа римский Целестин II, Пётр Ломбардский и Арнольд Брешианский.

Абеляр был всеми признанный глава диалектиков и ясностью и красотой своего изложения превзошёл прочих учителей Парижа, тогдашнего средоточия философии и богословия. В то время в Париже жила 17-летняя племянница каноника Фульбера Элоиза, славившаяся красотой, умом и познаниями. Абеляр воспылал страстью к Элоизе, ответившей ему полной взаимностью. Благодаря Фульберу Абеляр стал учителем и домашним человеком у Элоизы, и оба влюблённых наслаждались полным счастьем, пока об этой связи не узнал Фульбер. Попытка последнего разлучить любовников привела к тому, что Абеляр переправил Элоизу в Бретань, в отчий дом в Пале. Там она родила сына Пьера Астролябия (1118-около 1157) и, хоть и не желая этого, втайне повенчалась. Фульбер заранее дал согласие. Вскоре, однако, Элоиза вернулась в дом дяди и отказалась от брака, не желая препятствовать Абеляру в получении им духовных званий. Фульбер же из мести приказал оскопить Абеляра, дабы таким образом по каноническим законам ему преграждён был путь к высоким церковным должностям. После этого Абеляр удалился простым монахом в монастырь в Сен-Дени, а 18-летняя Элоиза постриглась в Аржантейле. Позднее благодаря Петру Достопочтенному их сын Пьер Астролябий, воспитанный младшей сестрой отца Денизой, получил место каноника в Нанте.

Недовольный монастырскими порядками, Абеляр по совету друзей возобновил чтение лекций в Мезонвильском приорстве; но враги вновь стали возбуждать против него преследования. Его сочинение «Introductio in theologiam» было предано в 1121 году сожжению на соборе в Суассоне, а он сам осуждён на заточение в монастыре св. Медарда. С трудом получив разрешение проживать вне монастырских стен, Абеляр покинул Сен-Дени.

Абеляр стал отшельником в Ножан-сюр-Сэн и в 1125 году выстроил себе в Ножане на Сене часовню и келью, названные Параклетом, где поселились после назначения его аббатом в Сен-Жильдас-де-Рюж в Бретани Элоиза и её благочестивые сестры по монашеству. Освобождённый наконец папой от затрудняемого ему кознями монахов управления монастырём, Абеляр наставшее время спокойствия посвятил пересмотру всех своих сочинений и преподаванию в Мон-Сен-Женевьев. Его противники с Бернардом Клервоским и Норбертом Ксантенским во главе достигли наконец того, что в 1141 году на соборе в Сансе его учение было осуждено и приговор этот утверждён папой с приказанием подвергнуть Абеляра заточению. Однако аббату в Клюни, преподобному Петру Достопочтенному, удалось примирить Абеляра с его врагами и с папским престолом.

Абеляр удалился в Клюни, где умер в монастыре Сен-Марсель-сюр-Сон в 1142 году в Жак-Марине.

Тело Абеляра перевезли в Параклет, а затем похоронили на кладбище Пер-Лашез в Париже. Рядом с ним затем была похоронена его возлюбленная Элоиза, которая умерла в 1164 году.

История жизни Абеляра описана в его автобиографии «Historia Calamitatum»(«История моих бедствий»).

Вклад Пьера Абеляра в философию и науку в целом

Особое положение в противостоянии реализма и номинализма, который являлся господствующим учением в философии и религии, занимал Пьер Абеляр. Он отрицал положение номиналистов о том, что универсалии составляют всеобщую действительность и, что эта действительность имеет отражение в каждом отдельном существе, но также он отрицал принципы реалистов о том, что универсалии – это простые наименования и отвлечённости. Наоборот, в ходе дискуссий Абеляру удалось убедить представителя реалистов Гильома из Шампо в том, что одна и та же сущность подходит к каждому отдельному лицу не во всём её существовании (бесконечном объеме), но лишь конечно, индивидуально. Таким образом, учение Абеляра является сочетанием двух противоположностей: реализма и номинализма, конечного и бесконечного. Идеи Абеляра, высказываемые весьма шатко и неопределённо, являются посредниками между идеями Аристотеля и учением Платона, поэтому место Абеляра по отношению к учению об идеях на сегодняшний день остается спорным вопросом.

Ряд ученых считает Абеляра представителем концептуализма – учение, согласно которому познание проявляется вместе с опытом, но не исходит из опыта. Помимо философии, Абеляром были развиты идеи в области религии. Его учение заключалось в том, что Бог дал человеку силы для достижения благих целей, удержания игры своего воображения и религиозного верования. Он считал, что вера непоколебима. Вера, принятая без проверки без содействия умственной силы, является недостойной свободной личности.

Единственным источником истины, согласно идеям Абеляра, является диалектика и Священное писание. Он придерживался мнения, что заблуждаться могут даже служители церкви, а любая официальная догма церкви будет ложной, если она не основана на Библии.

Идеи Пьера Абеляра были изложены в его многочисленных произведениях: «Диалектика», «Христианская теология», «Да и Нет», «Познай самого себя», «Введение в теологию» и др. Работы Абеляра подвергались резкой критики Церкви. Собственное отношение Абеляра к Богу не отличалось особенной оригинальностью. Неоплатонические мысли, в которых Абеляр объясняет Бога Сына и Духа Святого лишь как атрибуты Бога отца, делающие его всемогущим, представлены лишь в трактовке Святой Троицы. Дух Святой представлялся ему как некая мировая душа, а Бог Сын является выражением всемогущества Бога Отца. Именно это концепция и подверглась осуждению со стороны Церкви, и обвинению его в арианстве. И все же, главное, что осуждалось в работах ученого, было другое. Пьер Абеляр являлся искренне верующим, но при этом сомневался в доказательстве существования христианского вероучения. Несмотря на веру в то, что христианство истинно, он сомневался в существующей догматике. Абеляр считал, что она противоречива, недоказательна, и не дает возможности для полного познания Бога. Рассказывая об одном своем учителе, с которым у него были постоянные споры, Абеляр говорил: «если кто-нибудь приходил к нему с целью разрешить какое-нибудь недоумение, то уходил от него с еще большим недоумением».

Абеляр стремился увидеть сам и показать другим все неувязки и противоречия, присутствующие в тексте Библии, в сочинениях Отцов Церкви и работах других теологов.

Сомнение в доказательстве основных догматов Церкви стало основной причиной осуждения работ Абеляра. Бернар Клервосский, один из судей Абеляра, писал по этом поводу: «Осмеивается вера простых, безрассудно обсуждаются вопросы, касающиеся высочайшего, подвергаются поношению отцы за то, что они сочли должным об этих вопросах скорее молчать нежели делать попытки их разрешить». Позже он выдвигает более конкретные претензии в адрес Абеляра: «При помощи своих мудрствований он пытается исследовать то, что благочестивый ум воспринимает посредством живой веры. Вера благочестивых верит, а не рассуждает. Но человек этот, относясь с подозрением к Богу, согласен верить только тому, что он ранее исследовал с помощью разума».

С этих позиций Абеляра можно считать основоположником, возникшей в Западной Европе в период средневековья, рационализированной философии. Для него не было и не могло быть иной силы, способной создать истинное христианское учение, кроме как науки, в которой на первое место он ставил философию, основанную на логических способностях человека.

Основой логики Абеляр считал самое высшее, Божественное. В своих рассуждениях о происхождении логики он опирался на то, что Иисус Христос называет Бога Отца «Логосом», а также на первые строки Евангелия от Иоанна: «В начале было Слово», где «Слово» в переводе на греческий звучит как «Логос». Абеляр высказывал мнение, что логика дана людям для их просвещения, для нахождения «света истинной мудрости». Логика призвана сделать людей “и истинными философами, и искренне верующими христианами”.

Большая роль в учении Абеляра отводится диалектике. Именно диалектику он считал наивысшей формой логического мышления. При помощи диалектики можно не только выявить все противоречия христианства, но и устранить их, построить новое непротиворечивое учение, основанное на доказательствах. Абеляр предпринял попытку доказать, что к Священному писанию нужно относиться критически. Его работа «Да и Нет» является ярким примером критического отношения к основным догмам христианства.

Научное познание возможно только тогда, когда предмет познания поддается критическому анализу, когда выявляются все его противоречивые стороны и с помощью логики находятся объяснения этого противоречия и способы его устранить. Если все принципы научного названия назвать методологией, то Пьера Абеляра можно назвать основателем методологии научного познания в Западной Европе, что является его наиболее значимым вкладом в развитие средневековой науки.

В своих философских размышлениях Абеляр всегда придерживался принципа «познай самого себя». Познание возможно лишь при помощи науки и философии. В работе «Введение в теологию» Абеляр дает четкое определение понятию вера. По его мнению это «предположение» о вещах, недоступных человеческим чувствам. Более того, Абеляр делает вывод о том, что еще античные философы пришли к большинству христианских истин только благодаря науке и философии.

Пьер Абеляр очень рационалистически истолковывал идею греховности людей и Христа как искупителя этих грехов. Он считал, что миссия Христа была не в том, чтобы своим страданиями искупить людские грехи, а в том, что он показал пример истинной жизни, пример разумного и морального поведения. Грех, по мнению Абеляра, это поступок совершенный вопреки разумным убеждениям. Источником таких поступков являются человеческий разум и человеческое сознание.

В учении Абеляра об этическом присутствует мысль о том, что нравственное и моральное поведение – следствие разума. В свою очередь разумные убеждения человека заложены в сознание Богом. С этих позиций Абеляр считает этику практической наукой и называет ее «целью всех наук», так-как любое учение, в итоге, должно найти свое выражение в моральном поведении.

Работы Пьера Абеляра оказали значительное влияние на развитие средневековой науки в Западной Европе, хотя для самого Абеляра они стали причинами многих жизненных бедствий. Его учения получили широкое распространение и привели к тому, что в XIII в. католическая Церковь пришла к выводу о том, что научное обоснование христианской догматики является неизбежным и необходимым. Но этой работой занимался уже Фома Аквинский.

В споре реализма с номинализмом, господствовавшим в то время в философии и богословии, Абеляр занимал особое положение. Он не считал, подобно Росцелину, главе номиналистов, идеи или универсалии (universalia) только простыми наименованиями или отвлечённостями, равно не соглашался с представителем реалистов, Гильомом из Шампо, что идеи составляют всеобщую действительность, равно как не допускал того, что действительность общего выражается в каждом отдельном существе. Напротив, Абеляр доказывал и заставил Гильома из Шампо согласиться с тем, что одна и та же сущность подходит к каждому отдельному лицу не во всём её существенном (бесконечном) объёме, но только индивидуально, конечно («inesse singulis individuis candem rem non essentialiter, sed individualiter tantum»). Таким образом, в учении Абеляра заключалось уже примирение двух великих противоположностей между собой, конечного и бесконечного, и поэтому его справедливо называли предтечей Спинозы. Но всё-таки место, занятое Абеляром по отношению к учению об идеях, остаётся спорным вопросом, так как Абеляр в своём опыте выступить посредником между платонизмом и аристотелизмом высказывается весьма неопределённо и шатко.

Большинство учёных считают Абеляра представителем концептуализма. Религиозное учение Абеляра состояло в том, что Бог дал человеку все силы для достижения благих целей, следовательно, и ум, чтобы удержать в пределах игру воображения и направлять религиозное верование. Вера, говорил он, зиждется непоколебимо только на убеждении, достигнутом путём свободного мышления; а потому вера, приобретённая без содействия умственной силы и принятая без самодеятельной проверки, недостойна свободной личности.

Абеляр утверждал, что единственными источниками истины являются диалектика и Священное писание. По его мнению, даже апостолы и отцы Церкви могли заблуждаться. Это означало, что любая официальная догма церкви, не основанная на Библии, в принципе могла быть ложной.

Литературное творчество

Для истории литературы особый интерес представляют трагическая история любви Абеляра и Элоизы, а также их переписка.

Став уже в Средние века достоянием литературы на народных языках (переписка Абеляра и Элоизы переложена на французский язык в конце XIII века), образы Абеляра и Элоизы, любовь которых оказалась сильнее разлуки и пострига, не раз привлекали писателей и поэтов: Вийон, «Баллада о дамах былых времён» («Ballade des dames du temps jadis»); Фаррер, «La fumée d’opium»; Поуп, «Элоиза Абеляру» («Eloisa to Abelard»); намёк на историю Абеляра и Элоизы содержит и заглавие романа Руссо «Юлия, или Новая Элоиза» («Nouvelle Heloïse»).

Абеляр - автор шести обширных стихотворений в жанре плача (planctus), представляющих собой парафразы библейских текстов и многих лирических гимнов. Возможно, он также является автором секвенций, в том числе весьма популярной в Средние века «Mittit ad Virginem». Все эти жанры были текстомузыкальными, стихи предполагали распев. Почти наверняка Абеляр сам писал музыку к своим стихам, либо делал контрафактуры известных тогда мелодий. Из его музыкальных сочинений почти ничего не сохранилось, а немногие плачи, записанные в системе адиастематической невменной нотации, не поддаются расшифровке. Из нотированных гимнов Абеляра сохранился один - «O quanta qualia».

«Диалог между Философом, Иудеем и Христианином» - последнее неоконченное произведение Абеляра. В «Диалоге» даётся анализ трёх способов рефлексии, имеющих этику в качестве общего основания.

Заключение

В силу влияния времени и существующих в период средневековья взглядов, Пьер Абеляр не мог полностью отказаться от принципов католической веры, и тем не менее, его труды, в которых он выступал за преобладание разума над верой, за возрождение античной культуры; его борьба против римско-католической церкви и ее служителей; его активная деятельность как наставника и педагога – все это позволяет признать Абеляра самым выдающимся и ярким представителем средневековой философии.

В.Г. Белинский в своей работе «Общее значение слова литература» охарактеризовал Пьера Абеляра следующим образом: «…еще в средние века являлись великие люди, сильные мыслью; так, Франция еще в XII веке имела Абеляра; но люди, подобные ему, бесплодно бросали во мрак своего времени яркие молнии могучей мысли: они были поняты и оценены через несколько веков после их смерти».


Список литературы

1. http://ru.wikipedia.org/wiki/Пьер_Абеляр

2. http://vpn.int.ru/index.php?name=Biography&op=page&pid=13

3. http://ru.wikisource.org/wiki/%D0%9F%D0%91%D0%AD/%D0%90%D0%B1%D0%B5%D0%BB%D1%8F%D1%80

4. http://www.odinblago.ru/zapadnoe_bogoslovie/dialog/

5. http://www.odinblago.ru/zapadnoe_bogoslovie/per_abelyar_istoriya_bed1/

6. http://ru.wikipedia.org/wiki/Пьер_Абеляр

7. http://estnauki.ru/shpargalki-po-filosofii/86-stati-po-filosofii/5839-filosofija-pera-abeljara.html

8. http://imp.rudn.ru/psychology/history_of_psychology/3.html

9. http://vpn.int.ru/index.php?name=Biography&op=page&pid=13

Цитаты

Да и Нет» 1136 г.

· Итак, когда известно, что даже сами пророки и апостолы не были совсем чужды ошибок, что же удивительного в том, если в столь многочисленных писаниях святых отцов иное по вышеуказанной причине кажется произнесенным или написанным ошибочно? И не следует обвинять святых, как бы уличенных во лжи, если, думая о чем-либо иначе, чем это· есть на самом деле, они утверждали что-либо не по двоедушию, но по незнанию.

· Понимаю, чтобы верить

· Одно дело - лгать, другое - заблуждаться в речах и отступать от истины в словах в силу заблуждения, а не злого умысла.

Истоия моих бедствий» 1135 г.

· Но благополучие всегда делает глупцов надменными, а беззаботное мирное житие ослабляет силу духа и легко направляет его к плотским соблазнам.

· Человеческие чувства часто сильнее возбуждаются или смягчаются примерами, чем словами. Поэтому после утешения в личной беседе, я решил написать тебе, отсутствующему, утешительное послание с изложением пережитых мною бедствий, чтобы, сравнивая с моими, ты признал свои собственные невзгоды или ничтожными, или незначительными и легче переносил их.

· Итак, под предлогом учения мы всецело предавались любви, и усердие в занятиях доставляло нам тайное уединение. И над раскрытыми книгами больше звучали слова о любви, чем об учении; больше было поцелуев, чем мудрых изречений; руки чаще тянулись к груди, чем к книгам, а глаза чаще отражали любовь, чем следили за написанным.

· Некие современные ученые, будучи не в состоянии постичь силу доказательств диалектики, проклинают ее настолько, что считают все ее положения скорее софизмами и обманом, нежели доводами разума. Эти слепые поводыри слепцов, не знающие, как говорит апостол, ни того, о чем они говорят, ни того, что они утверждают, осуждают то, чего они не знают, и чернят то, чего не постигают. Они считают смертельным испробовать то, чего они никогда не вкушали. Все непонятное им они называют глупостью и все для них непостижимое полагают бредом.

· Нельзя уверовать в то, чего бы предварительно не понял.

· Ведь никто не познает точно добродетели, если не имеет понятия о пороке, в особенности когда некоторые пороки до такой степени близки к добродетелям, что легко обманывают многих своим подобием; также и ложные доказательства своим сходством с истинными очень многих вовлекают в заблуждение.